Читаем без скачивания Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 2 - Ирина Кнорринг

А все-таки Юрию, должно быть, об этом я не скажу. А еще уверяла Наташу, что нет такого, чего я не могла бы ему сказать.

А все-таки надо как-то свою жизнь изменить. Надо где-то бывать, куда-то ходить. Мы с Юрием растеряли всех старых знакомых, он приобрел новых, что, конечно, очень хорошо, но это новое не стало общим. Мне это просто мало нужно. Я говорю о Кедровых. Но привязывать Юрия я тоже не хочу. Вот буду теперь ходить к Наташе. Пусть даже это будет ему немного неприятно. Я ей нужна, и она мне нужна. У нас обеих сейчас непреодолимое желание говорить, м<ожет> б<ыть>, даже и не слушая друг друга. Еще сейчас поймала себя на одной новой черте: у меня появилось не то что раздражение, а какая-то резкость в отношении Юрия. Пока в мыслях, но, вероятно, она скоро перейдет в слова, в действия. Как будто я получила право быть с ним резкой.

И сейчас я почувствовала, что это ложь. Ведь все мое желание — в среду (я давно наметила этот день) прийти к нему, чтобы снова испытать ту большую, хорошую и великую радость; тот момент, когда я сказала: «Будем всегда такими хорошими, как сейчас». Вот этого-то я и хочу, чтобы мы опять были такими хорошими. Это была последняя наивысшая точка моего счастья.

9 июля 1927. Суббота

Вчера вечером, т. е. в 5 часов, была в госпитале, чтобы не встречаться с той ведьмой. Оттуда пошла к Войцеховскому. Не застала дома, оставила записку и в раздумье встала на углу. Тут-то его и встретила. Он искренно обрадовался. Посидели, поболтали, так было хорошо, по-старому. Сообщил мне институтские дела, сказал, что в начале июля будут, вероятно, экзамены. И вдруг у меня стрельнула мысль сдать Советское право. 2 1/2 недели, неужели не успеть? Здоровая-то?! Больная сдавала, неужели же теперь не сдам? Побываю потом в Институте, и захватила меня эта мысль с головой. Книгу Андрей обещал достать.

Просил меня Андрей повлиять на Юру, чтобы тот занимался. Сознался, что крепко ругал меня, меня во всем винил. Тут-то я и отвела душу, все про Виктора рассказала.

В Институте меня встретили очень тепло. На лекции я не осталась. Андрей, Муретов и Костя пошли провожать. В калитке встречаем Гурвича, сообщил последнюю новость, что экзамены будут, и когда — Советское государственное право: 27-го. Успею? С Костей встретились хорошо. Видно было, что он искренне рад мне, что ему приятно быть со мной. Немного отстали. Мне казалось, что ему хотелось мне что-то сказать. Вероятно, это мне только казалось, а, м<ожет> б<ыть>, он и сам не знал, что ему хотелось мне сказать. «Ты, Ира, не сочти это за невнимание, что я у тебя ни разу не был. Но ты, наверно, понимаешь — мне не хотелось к тебе идти. Вот в госпиталь я приходил, но как раз в этот день ты выписалась». Вообще, он очень мил и внимателен. Я этого не ждала.

Я вот о нем не вспомнила ни разу.

Впрочем, я думаю, что и он обо мне не вспоминал ни разу.

А экзамены сдать мне бы очень хотелось.

День сегодня скверный. Весь день плачу. Просто сил нет, как хочется плакать. И как только я докопалась до причины, мне стало еще хуже. Никогда еще я не плакала из-за бедности. И вчера свое последнее платьишко залила в госпитале глюкозой. А из рваного шерстяного платья никак не выходит юбка. Это меня расстроило. Казалось, не из-за этого я плакала, но это было началом.

Больше меня расстроила Мамочка. И жалко мне ее, и не могу побороть к ней какой-то неприязни после того вечера. Сидит, делает своих кукол, заговаривает то со мной, то с Папой-Колей;

мы оба еле отвечаем, уткнувшись в книги. Со слезами она говорит: «Я дома словно не нужна». «Все мы дома не нужны!» — с какой-то злостью говорю я, выходя из комнаты. Я что ли нужна больно?

Денег у нас нет. Совсем нет. И сегодня Мамочка долго по этому поводу вздыхала и говорила. Папы-Коли не было. Она меня довела до того, что мне хотелось швырнуть книгу на пол и закричать: да замолчи! Стискивала зубы и делала вид, что меня это нисколько не интересует.

Вечером получила письмо от Юрия. Появилась потребность загладить впечатление четверга. Милый.

12 июля 1927. Вторник

Эти дни.

Воскресенье. Была в украинской церкви[84]. Служат на «мове». Занятно. А вообще не так уж смешно, как я думала. Потом ходили гулять — я, Юрий, Андрей и Лиля. Хорошо было и весело. Юрий сказал, что он ни с каким Мамченко так смеяться не может. А это ведь очень много — смеяться. Очень ему хотелось зайти за Кедровой — к моему счастью, не застал. В лесу встретили Виктора с Леной[85]. Убеждали их остаться, но они торопились. Виктор не понравился Лиле и Андрею, а Виктору страшно не понравилась Лиля. Жалко меня, что я с ней дружу. Андрей был как-то странен со мной. М<ожет> б<ыть>, не совсем спокоен. А я не скрывала, что это мне нравится.

Сегодня приходила Наташа. Опять говорили по душам. Она должна испытывать чувство разочарования во мне. Еще со Сфаята, с монастыря она считала меня, прежде всего, старшей, и при том человеком какого-то здравого смысла, философом. И вдруг я оказалась самой обыкновенной женщиной. Наташу мне жаль. И нет у меня нужных слов. Вот Юрий бы на моем месте, он бы показал ей, в чем сущность жизни, в чем ее заблуждение. Должно быть, Юрий прав, что я «к добру и злу постыдно равнодушна». Поэтому-то я и не умею бороться за жизнь.

15 июля 1927. Пятница

Когда я вспоминаю эти дни — среду и четверг и ночь между ними, я задаю себе вопрос: правда ли это? было ли это? до того все необычайно и дико. В среду я пошла к Юрию и дорогой попала под проливной дождь, ливень. Такой, что через две минуты была мокрая до последней нитки. Возвращаться мне не хотелось. Его не было дома. Развесила свое платье и чулки, выжимала сначала. Потом пришел он и потребовал (именно по-требовал), чтобы я разделась совершенно, ибо все белье было мокрое. Разделась и легла. Он тоже. А когда мне надо было уходить, он меня не пустил. После долгих споров он взял мое мокрое пальто и пошел к нам говорить, что в таком виде идти нельзя, и что я останусь у него ночевать. Не скажу, чтобы мне этого очень хотелось, я уже сразу чувствовала драму дома. Однако, спали мы вместе и до некоторой степени на печальном положении. Это наша первая брачная ночь. Как странно, когда я раньше думала о браке, даже не так давно, и мне всегда было трудно представить себе эту первую ночь… Но жизнь вообще оказалась гораздо проще, чем я думала. М<ожет> б<ыть>, мы ее даже слишком упрощаем. Я долго оставалась совсем спокойной. Того бешеного состояния страсти, как бывало раньше, не было. Я спокойно отдавалась его ласкам и вспоминала Наташу. Он меня целует, а я думаю, какого цвета у него волосы. Даже сопротивлялась — физическая боль была сильнее. Потом, потом я в первый раз испытала физическое наслаждение. Ночью часто просыпалась. И странно мне было чувствовать и видеть около себя Юрия, мужа. Или — любовника, все равно. Странно все это было. И только странно, необычно и непривычно.